Среди творческого наследия братьев Гримм есть одна очень коротенькая сказочка под названием "Сладкая каша" или "Горшок каши". Настолько коротенькая, что я приведу ее целиком.

"Жила-была бедная богобоязненная девочка; жила она со своею матерью одна, и есть у них стало нечего. Тогда вышла она в лес и повстречалась там со старухою, которая уже заранее знала, в чем ее горе. И подарила та старуха ей горшочек, да такой, что ему стоило только сказать: «Горшочек, вари!» — и он начинал варить чудесную, сладкую кашу. А скажешь ему: «Горшочек, не вари!» — и он тотчас же переставал варить. Принесла девочка свой горшочек к матери домой, и таким образом они от голода и бедности были избавлены и могли кушать сладкую кашу, сколько душе угодно.

Случилось однажды, что девочки не было дома, а ее мать возьми и скажи: «Горшочек, вари!» И стал он варить, и наелась она досыта; затем захотела мать, чтобы он не варил больше, да слово-то и позабыла…

А горшочек-то варит да варит: каша уж и через край вылезает, а он все варит; уж и кухня, и весь домик кашей наполнились, а затем и соседний дом, и вся улица кашей залиты, словно бы горшочек задумал наварить каши на весь белый свет.

И беда для всех настала, и никто не мог той беде помочь. Наконец, когда уже изо всей деревни один только домик остался кашей не залит, вернулась девочка домой и только сказала: «Горшочек, не вари!» — и перестал горшочек варить…

А наварил он столько, что, если кому надо было в город из деревни ехать, тот должен был себе в каше проедать дорогу!".

Впервые изданная в 1815 году, сказка эта, разумеется, родилась гораздо раньше. Она - порождение голодных лет. Дите мира, где поесть досыта было не обыденностью, а не частой радостью. Отсюда и мечты рассказчика о текущей по улицам каше, в которой дорогу себе надо проедать.

Причем для полного апофеоза счастья эта каша - сладкая, что подчеркивается несколько раз. Когда писалась эта сказка, сахар был не лакомством даже - лекарством и продавался в аптеках. Не вру, фламандский картограф Абрахам Ортелий так писал в 1572 году: «Сахар одно время можно было достать только у аптекарей, которые его приберегали для больных; теперь им лакомятся повсеместно. То, что раньше было лекарством, стало обычной едой». Вот его портрет кисти Рубенса.

Ну, насчет "обычной еды" он, конечно, приврал для выразительности - для простолюдинов еще пару веков сладость каши обеспечивали мед, фрукты или тыква пареная. Общедоступным в Европе сахар стал только в XIX веке, после того, как двое химиков (тоже, кстати, немецких) - Андреас Сигизмунд Маргграф

и его ученик Франц Карл Ашар

разработали технологию извлечения сахара из свеклы. Заложив тем самым основы современной сахарной промышленности, и избавив европейцев от необходимости возить тростниковый сахар за три моря.

Но я отвлекся.

Знаете, что меня больше всего удивляет в этой сказке? То, что сочинившие ее голодные люди прекрасно понимали опасность избыточности: "И беда для всех настала, и никто не мог той беде помочь". Вся эта сказка по сути своей - предупреждение о том, что может случиться, когда вовремя не скажут: "Горшочек, не вари!".

И я сейчас, разумеется, не только про кашу, но и про духовную пищу тоже.

Когда мои коллеги-писатели жалуются на падение интереса к чтению и невозможность жить на доходы от написания книг, я им всегда напоминаю, что они работают на рынке, где предложение заведомо и многократно превышает спрос.

Элиот Уайнбергер когда еще писал в своем эссе "Рвота":

«В последние тридцать лет более или менее имущие обитатели развитых стран завалены продукцией. Взять хотя бы искусство. В музыкальных магазинах - сотни тысяч дисков; мой телевизор принимает семьдесят каналов; в «Справочнике по американским поэтам» перечислены примерно семь тысяч живых, печатающихся стихотворцев; есть веб-сайт, где выставлен на продажу миллион новых книг, и есть веб-сайт с четырьмя миллионами старых книг, которые уже не допечатываются; картинных галерей, танцевальных и музыкальных заведений в любом большом городе стало столько, что хочется сидеть дома и смотреть в пустоту.

Для искусства это означает, что сейчас почти невозможно оказать какое-либо влияние.

Первое издание «Бесплодной земли» Элиота вышло тиражом всего пятьсот экземпляров, но эта вещь преобразовала поэзию на многих языках и была известна всем читателям современной поэзии, вызывая у одних восхищение, у других отторжение. Теперь подобное непредставимо: последней книгой, мгновенно подействовавшей на литературу как таковую в международном масштабе, был роман «Сто лет одиночества», появившийся в 1967-м году - как раз перед наступлением нынешней эпохи перенасыщения».

В общем, если эту мою главу человек сто прочитает - это уже хорошо!

"Ну а тем более - полный горшок!" (с)